[indent] Ты денверский парнишка с непростой судьбой, каждое твоё действие - попытка разорвать этот порочный круг в котором ты оказался "благодаря" своему окружению. Вся твоя семья - это сплошное разочарование. Убийцы, наркоторговцы, воры, проститутки и прочие представители людей по ту сторону закона. На данный момент ты единственный, кто еще не бывал в полицейском участке за нарушение, а только лишь чтобы забрать брата или сестру. И тебя порядком это всё достало, с удовольствием покинул бы Денвер и начал всё с самого начала, но деньги... всегда всё упирается в их количество. Ты знаешь, что есть легкий способ получить необходимую сумму и даже без последствий, но на короткой дистанции. Однако, сама мысль об этом тебе противна.
[indent] Первой попыткой вырваться из этого беспросветного ада стало то, что ты нашел себе работу, которая к тому же соответствовала твоим интересам и нравилась. У тебя золотые руки и пытливый ум, многие вещи схватываешь налету. Достаточно пару раз разобрать и собрать что-то, прочитать пару мануалов и всё - ты уже покорил это. Будь твоя семья хотя бы чуть-чуть лучше и менее безразличной к твоим мечтам, а деньги не тратила бы на дозу или еще какую хрень, то наверняка смогли бы позволить тебе обучение в приличном колледже. А уж после ты бы точно сам со всем справился.
[indent] Второй попыткой стал переезд в маленькую квартирку. Она буквально маленькая, в ней нет туалета и душа, только общий на первом этаже здания. Две  маленькие комнатки, места так мало, что  даже диван не помещается - только раскладное кресло. Холодильник с морозильной камерой? Мечтай. И тем не менее - ты сам накопил на аренду и первый взнос. Это достойно. А еще окно выходит к пожарной лестнице, так что у тебя есть место для вечернего чилла.
[indent] Мы с тобой познакомились, когда заказчику потребовалось больше двух рук для выполнения работы. Это была замена рекламной подсветки на крыше какого-то здания. Оказалось, что работать совместно у нас выходит неплохо и после ряда таких подработок мы обменялись контактами. Туды-сюды, работа, кофеек и уличная еда, закорешились. Конечно иногда бывают конфликты, но они скорее наигранные и комичные. Ибо грех не пошутить про "руки из жопы", хоть мы и знаем, что лучше нас точно никого нет в этом городе - это факты!

[indent] Когда я впервые встретила тебя, это было во времена, когда я ещё не была той, кем являюсь сейчас — главой гильдии информаторов. В те дни я была полна сомнений и искала свое место в этом мире. Ты, с другой стороны, была жизнерадостной и общительной, словно яркий солнечный луч, который освещал всё вокруг. Я помню, как ты всегда умела находить общий язык с людьми и легко заводила знакомства. Но что меня особенно восхищало, так это твоя стойкость: ты никогда не позволяла никому обижать себя или своих близких. Ты была настоящей защитницей, и это притягивало меня к тебе. Ты всегда знала, чего хочешь от жизни. Твоя мечта — открыть собственный бар или ночной клуб — была для тебя не просто целью, а настоящей страстью. Ты говорила о том, как тебе нравится питаться энергией людей, их радостью и даже горем. Это было как магия: ты умела превращать обычные моменты в нечто особенное, наполняя их смыслом и эмоциями. Кажется, я влюбилась в тебя с первых минут нашего знакомства. У меня никогда не было подруг, которые могли бы стать для меня такой опорой, как ты.

[indent] В те годы я странствовала в поисках себя, искала поддержки и силы, которые так необходимы для преодоления жизненных трудностей. И именно в этот период ты стала моим светом. Ты была не просто подругой, ты стала моей верной правой рукой, человеком, на которого я могла положиться в любую минуту. Мы вместе переживали радости и горести, и я поняла, что без тебя не смогу справиться с теми вызовами, которые ставила передо мной жизнь. Когда пришло время возвращаться в мой родной город, ты без колебаний решила поехать со мной. Это было как будто мы были двумя половинками одного целого, инь и ян, которые не могли существовать друг без друга. Мы знали, что разлука была бы для нас слишком болезненной, особенно когда мы только начали находить друг друга. Ты стала для меня не только другом, но и родственной душой, с которой я могла делиться всем, что у меня на сердце.

раньше казалось, что больше всего на свете ты любишь свободу, любишь делать то, что хочешь и как хочешь, не считаясь с мнением других. тогда ты ещё носила фамилию уокер, только перебралась в денвер из другого города и грезила той жизнью, которую не будут контролировать члены семейного ковена. всё делала им назло, своевольная девица. и каково же было удивление, когда ты осознала, что влюбилась – слишком крепко , по-настоящему, да ещё и в человека; просто неслыханно, чтобы какой-то там смертный так легко и просто смог обосноваться в твоём сердце, но, как говорят: любовь зла.

интересно, подозревала ли ты, что твой будущий супруг – инквизитор? вряд ли: он никак не выдавал себя, ты – не выдавала себя в ответ. да и вообще как-то так сложилось, что мысли твои были заняты детьми. о, ты так сильно жаждала продолжить свой род, произвести на свет хорошеньких и вместе с тем сильных магов, что даже обратилась к колдунам-вуду, дабы те призвали саму маман бриджит, что помогла бы усилить твою так называемую «женскую энергию».

правда, проблема в том, что параллельно твои родственники, недовольные положением дел, проводили совершенно противоположный обряд, дабы наказать тебя, и… получилось, как получилось. первый ребёнок – ноа, – не обладал предрасположенностью к магии, но ты была оптимистична, ничего не заподозрила.

трой так же не проявил никаких способностей. но ведь бог любит троицу, да?

мне ведь не было и года, когда ты просто… ушла. просто дефектная ведьма, проклятая «бесплодием» ведьма бросила таких же дефектных сыновей, свалив куда подальше, оставив позади человека, которого любила (или же любила когда-то, но не сейчас?).

знаешь, мам, они часто говорили, что я похож на тебя. они-то тебя помнили, а я даже фотографий не видел, представляешь? ты знаешь, мам, каково это – быть белой вороной в собственной семье? наверняка знаешь, и свою незавидную участь передала с молоком и мне.

какая ирония.

какая же блядская ирония, что ты вернулась в денвер именно сейчас, когда в нашей жизни и без тебя хватает проблем.

Джошуа лучше многих знает, насколько велика власть слова над теми, кто готов обмануться проникновенными речами в надежде на снисхождение бога.

Он родился и вырос в одной из скрытых религиозных общин, поклонявшихся вытесанному из вулканического камня идолу. Пять десятков безумцев на одной мозговой волне, такой же пустой и странной, как и помехи в радиоэфире.

Под страхом смерти не просыпать рассвет. Не носить чёрный цвет. Всегда иметь на кухне свежее мясо, но никогда не есть его. Свободно впускать в поселение заблудившихся путников в обмен на их часть. Отстреливать пролетающих над поселением птиц. Никогда не закрывать входные двери, пока в доме кто-то есть.

Бредовые правила. Даже безумные. И никогда не работавшие для Джошуа. Потому что ему было всё это позволено. И есть мясо, и спать, когда вздумается, и носить чёрное. Входить в любой дом. Ведь для сумасшедших фанатиков он и был воплощением вулканического идола. Рожденный от матери, выпившей воды с вулканической пылью - по легенде. Не знавший отца своего, потому что мать не помнила, с кем переспала в пьяном угаре - в реальности.

Для того, кто мог всю свою жизнь жить без забот, Джошуа всегда чувствовал, что ему тесно в той крохотной клетке, которую представлял собой его же культ. Все остальные казались серой безликой массой, даже собственная мать, которая не воспитывала его, как подобает родительнице, но услуживала, как подобает слуге.

По этой причине редкие туристы, иногда заглядывавшие в общину, стали его отдушиной. Ему не нужны были драгоценности, деньги или диковинные вещицы. Джошуа интересовали книги, рисунки и фотографии, крохотные оконца во внешний мир, который был ему недоступен. Хотелось вырваться, но не было ни единого шанса сбежать, потому что куда бы он ни пошел, за ним всегда тенями следовали культисты, готовые выполнить все его желания, кроме одного. Отпустить его.

Так бы он и прожил свой век в вынужденном заточении, потихоньку сходя с ума, если бы на двадцать втором году жизни сильный ливень не подмыл с одной стороны основание забора, окружавшего поселение. Спустя много лег Джошуа до сих пор считает это божественным вмешательством. И нет, не вмешательством бездушного куска камня, которому поклонялись безумцы. Вмешательством свыше, в которое он верит до сих пор.

Провидение гнало его вперед, пока спустя сутки он не очутился в старой часовне где-то в ещё более тёмной глуши. Крохотная часовня продувалась сырыми ветрами насквозь, но даже сквозняки не могли затушить несколько упрямо горящих свечей. Джошуа нашел временное пристанище, в котором рисковал умереть от голода и холода, но вмешательство ещё не закончило свою работу, приведя в полузабытую часовню ту, которая не переставала верить даже после своей смерти.

И если сейчас Джошуа (настоящего священника, между прочим) спрашивают, верит ли он по-настоящему или просто заучил священные тексты, он загадочно улыбается.

"Если вера разрешает мне свободно носить чёрное - верую."

это была искра, буря и безумие с первого взгляда. не то, чтобы вэл был таким уж изгоем в школе – вовсе нет, но таковой была микки: с этим своим эксцентричным характером, любовью к готике и прогулкам там, где юным дамам вовсе не следует гулять;  с этими своими рыжими кудряшками и по-кукольному большими глазами, которые если и светились интересом, то явно не к преподаваемым в школе наукам; со своей странной прозой, которой были испещрены тетради, плакатами и кассетами. да, пожалуй, по меркам нынешней молодёжи микки хьюитт весьма странная, совсем немного «не от мира сего» и не удивительно, в принципе, что с вэлом они достаточно быстро нашли язык на фоне мелких общих увлечений.

как говорят: name the more iconic duo. iconic они, правда, разве что в своих мечтах, но, эй, кого-то ещё заботит чужое мнение, когда в своей дурацкой жизни ты наконец-то находишь родственную душу?

для вэла микки – словно сестра, которую он старается оберегать от всего и всех (да-да, вписаться в драку за девчонку и потом сидеть у неё дома, прикладывая к разбитому носу завёрнутый в полотенце замороженный фарш? легко), но с которой он вписывается в любую авантюру, потому что вместе оно как-то веселее же. они друг для друга – тот самый дневник с замочком, который надёжно сбережёт все секреты и не осудит, те самые две белых вороны в семьях, которые стараются воспитать из них одно, а выходит совершенно другое.

только вот всё хорошее в этой поганой жизни имеет свойство заканчиваться.

она просыпается с первыми лучами солнца. такая же светлая и невинная, как кажется на первый взгляд. ее волосы, соломенного теперь цвета, раскиданы по подушке, а тонкие пальцы перебирают локон за локоном. энергия возвращается к ней медленно и пока, она, как котенок, неуклюже поднимает голову и открывает шоколадного цвета глаза, приветствуя солнце. оно заставляет жмуриться, играя на лице девушки. освещает каждую мелочь ее гладкого, как водная гладь, лица: вот еле заметные веснушки, рассыпанные по щекам; вот шрам на правом веке, который остался после падения с качелей когда-то давно; вот потрескавшиеся розовые губы, которые она так часто кусает.

- эмилио? давно проснулся?

ей приходится скинуть одеяло и отдать тело прохладному воздуху комнаты. на тонких ногах когда-то появлялись мурашки, и она по привычке морщит нос. кажется, ей никогда не нравилось вставать так рано, так зачем же она делает это вновь и вновь? ответ, как толпы поклонников, у пальцев ее ног. когда-то они были в синяках, ссадинах и маленьких шишках, шрамы от которых никуда не делись. ее расплата за мечту. королевский балет, чайковский и прожектор освещает ее лучший пируэт. овации.

глядя в зеркало, она проводит пальцами по лицу, обводя каждый незначительный минус. глупость, да и только, но они не выходят из головы.

вот она уже в балетном зале. посвежевшая и, как будто, еще светлее, в лучах утреннего солнца. волосы собраны в аккуратный пучок и не дают запутаться. почти пустой зал и солнце, освещающее частички пыли, витающие в воздухе. они так же грациозны в своем танце, как и девушка. пару шагов и па де баск. так усердно стремясь к мечте, она отказалась от боли, почти отказалась от личной жизни. не отказалась только от главного стремления. быть лучшей. быть первой.

она купается в любви и обожании. она смеется в лицо завистников. она - мечта для каждого второго, кто пришел на постановку. в гримерке букеты самых разных размеров, коробки конфет и только лучшие духи на столике.

рафаэль наблюдает за ней с утра до вечера раз или два в несколько месяцев. и каждый раз восхищается. такая отточенная легкость. он выступает с ней на одной сцене, репетирует в одном зале. а когда-то смотрел как плавно двигались ее руки в свете прожекторов из зрительного зала.

YOURS ARE THE SWEETEST EYES

ля пэ зо ман кончик языка отскакивает от неба игриво, первый кадр идеалистичный - у перкинса впереди вся жизнь, вот только жену вернет; у бедной овечки шерсть колтунами сбилась, на пульте кнопка включения стерта, вырвана с мясом. со лба отводит прядь волос - позже кто-то напишет, кожа грубая, царапает наждачкой; за собой струпьями оставляет метку - келли кэпвелл совсем не изменилась, все так же забавно блеет - не надо, маленькая, здесь нас никто не найдет, перестань все усложнять.

келли кэпвелл совсем не изменилась, разве что кожа больше не такая девственно чистая. а это - чточто? мерзость - нелепая подростковая щетина; каждым слогом - тошнотворным месивом непереваренных ризис паффс - пачкает эмблему колорадо рэпидз на выстиранной футболке; эйду впору отряхнуться, впрочем, безвольно прижатое к стене тело не сопротивляется.

I'VE GOT YOU UNDER MY SKIN

келли, малышка... тебя.. трогали? несдержанно, пю тэн. птенчик, где твои манеры? ты должен быть чистым. чис тым. под раковиной маджестик и клорокс. эйду впору бежать, впрочем, без костылей он может только прыгать. потрясающе! его смех хлорпикриновыми спорами перекрывает дыхание - въедливый, из-под кожи вытравишь едва ли. эйд в труху стирает ногти о разодранную кожу - ну же, еще чуть-чуть. еще чуть-чуть. он давит кнопку включения, прибавляет звук. странно, что они перестали вставлять закадровый смех в ситкомах, он создавал свою, особенную атмосферу.

когда он мешает свой коктейль - не волнуйся, я шесть лет провел на кубе, я знаю толк в канчанчаре - у эйда перед глазами не проносится вся жизнь; у эйда перед глазами его камера в линкольн хиллз и разорванная на куски голова хабарда. у эйда перед глазами яркие красные вспышки - как тогда. нуну, птенчик, не плачь, никому нельзя тебя трогать. не переживай, мы тебя почистим. в шейкере пятьдесят миллилитров клорокса и полстакана водки. он говорит, мол, я добавил лед. вот как я о тебе забочусь.

I WAS LOST WITHIN THE DARKNESS BUT THEN I FOUND YOU

когда он обветренными губами нежно целует кожу над подъязычным нервом, у эйда перед глазами болевой шок, перед глазами кровь не бьет фонтаном; на промерзлую землю вытекает мерно, организм ненужное выталкивает унциями. потерпи, маленький, скоро все закончится!

он говорит: скачи отсюда, бэмби!
говорит: давай, пока злой серый волк не сожрал твою мамашу (merde! прости, птенчик. простипрости - ребром ладони звонко бьет себя по лбу. совсем забыл, что ты уже сделал это. впрочем, не такие уж мы и разные, эйд. мне просто хватает ума не строить из себя жертву)
говорит: я приду за тобой. завтра. хочу, чтобы ты надел для меня что-нибудь особенное.

тебе было 5 лет, когда ты стала сиротой. твоя мать была итальянкой, а отец китайским магнатом. их не стало в тот день, когда я нашел тебя в четырех стенах заброшенного здания. эти изверги кормили тебя хлебом и грязной водой. уж не помню, кому твой отец перешел дорогу, но помню, что ты плакала слишком громко, чтобы тебя успокоить. до тебя я давно не испытывал теплоты и трепета внутри — было странно. мне удалось тебя удочерить (пришлось дать на лапу, повозиться с бумажками). это была не такая роскошная жизнь как с отцом, но и не могу сказать, что я тебя не баловал — все твои куклы bratz лежат у нас на чердаке. по-началу нам было тяжело вместе, ты даже умудрилась сбежать с похорон. но я не сдавался, я хотел помочь тебе искренне, хотя в свои отцовские силы не верю до сих пор.
ты хорошо рисуешь и умеешь петь. ты попробовала все, что хотела, и имеешь хороших друзей. ты была весьма капризным подростком, а я не то, чтобы мог это выдержать и даже повышал на тебя голос — благо обходилось все только этим, иначе я бы себя не простил.
в 18 ты уехала в нью-йорк, учиться живописи и дизайну. я не был против, взял на себя оплату квартиры и, конечно же, учебы. я просто хотел, чтобы ты была счастлива после пережитого ужаса.
ты живешь в нью-йорке с тех самых пор, у тебя отличная работа, были выставки (на две я точно успел приехать), ты всегда звонишь по фейс-тайму и приезжаешь на рождественские праздники и свой день рождения (25 декабря).
в твои 27 ты пропала без вести. и мне страшно представить, где ты и что с тобой стало. однако я знаю, что все, кто это сделал с тобой, получат по заслугам.

уверяют, что счастье приходит со временем
да вот время пришло одно

[indent] - видите ли, сашенька, у нас с борис михалычем сложилось нечто навроде орнитологического кружка, так сказать, объединение по фамильному принципу... вы будете чай?

пудровая, кружевная, цветочная, пахнет морозом, густо надушена "красной москвой", губы вымазаны красной помадой - анечка вертится у старого трюмо, поправляя завитые бигудями и залитые лаком волны, кружится вокруг своей оси, хвастаясь юбкой, сшитой по выкройке из заграничного журнала, плюёт на карандаш, рисуя на ногах стрелки (если не приглядываться - со стороны выглядит как настоящие чулки). рок на костях, танцы стилем, брод вместо привычного невского, глупое девичье кокетство пополам с жадным юношеским желанием хотя бы разок попробовать что-то другое -

аня, конечно, о большем.

смешливая, тянущаяся по-сорочьи ко всему, что блестит, болтливая, хлопающая жирно намазанными ленинградской тушью ресницами вкруг огромных полупрозрачных глаз, беспечная анечка, пустышка. ожесточённо ломает носки пуант о расцарапанный дощатый пол ленинградского хореографического училища, густо мажет вонючей вьетнамской звёздочкой ушибы, поджимая ломаные-переломанные пальцы сбитых в кровавые мозоли ног. порой забывается на минутку, и взгляд становится тяжёлым, стальным - такой не даст обмануться, поверить внешней поверхностности, поддаться иллюзии. потом всё становится как было.

показалось?
да нет, это - аня настоящая, железная, с натянутыми канатами нервами, холодной головой, пылающим сердцем.
поэтому и выбилась в солистки.
поэтому и подружились.

[indent] - не разводите тут патриархат, товарищ воронов, равноправие полов закрепили ещё в первой советской конституции. бросай курить, иди помоги с салатами.

на сцене кировского - орнитологический дуэт воронова и воробьёвой. танец - один из способов победить гравитацию и хотя бы ненадолго оторваться от земли. когда руки бориса смыкаются на тонкой аниной талии, поднимают её над сценой - ей никогда не бывает страшно. слухи догоняют перешёптыванием, беззлобными или откровенно пошлыми частушками про межвидовый птичий союз, но, по правде, никакого отношения к действительности не имеют.

[indent] - блять, боря!
[indent] борис шарахается в сторону, сплёвывает облегчённое ругательство - всего лишь анечка. аня торопливо оглядывается по сторонам и заходит в ванную, закрыв за собой дверь, крутит пальцем у виска:
[indent] - совсем с ума сошли, полный дом людей! а если бы это была не я?

алистер нервно перебирает пальцами, пока его создатель рассказывает про что-то, что следует достать. говорит, что когда-то эта вещь много значила для него и помочь в этом может кто-то из определенного семейства, и от этих слов у алистера натягивается такая улыбка, что сводит скулы. он привык работать один, все исполнять только так, как считаешь нужным сам, а теперь ему говорят, что ты должен кого-то опекать.

но следующие слова звучат музыкой - это последнее дело и после него он может быть свободен. его кольцо от солнца будет даровано ему навсегда, а не только во время выполнения заданий.

алистер соглашается и эти слова звучат в его голове все время - пока он летит на самолете в денвер, пока ищет кого-то из нужной семейки, что использовала свою кровь для защитных чар, когда проклинает все на свете, потому что представители этой семьи теперь обычные люди. кровь настолько разбавилась, что магии в ней не осталось совершенно нисколько.

ему говорят, что нужна младшая сестра как самый последний представитель кровной линии и у алистера закатываются глаза когда он ее находит. она неуклюжая, серая и совершенно не подходит для его цели. в его голове появляется мысль просто забрать ее кровь, но так нельзя - она нужна живой. и алистер скалит клыки, потому что роль няньки для простого человека вызывает в нем рвотный позыв. стоит ли свобода этого?

стоит.